procol_harum

Тридцать лет (сорок лет назад) в этот день, в 1984 году, я уезжал на ПМЖ во Францию. По меркам тех времен - очень важное, драматическое событие. Сейчас этого не понять и не представить. Еще в марте я получил разрешение на выезд. И сразу уволился с работы, взялся за оформление документов. К сожалению, из-за меня уволили сразу же маму, которая работала в закрытом НИИ. Ей было 58 лет, возраст пенсионный, но всё равно это был для нее удар. (Единственное утешение, что через несколько лет началась Перестройка, и ее НИИ быстренько развалился, а она сама стала ездить ко мне в Париж.)

Перед отъездом я ходил как отрешенный и на меня все смотрели как на отрешенного, относящегося уже к какому-то иному, неизвестному миру. Волновался, потому что всё равно это был шаг в неведомое. Запомнилось, как моя началка на работе, узнав о моем отъезде, сказала мне вслед: «романтическим личностям, как вы, на Западе места нет».

21 июня 1984 года была чудесная белая ночь. Поезд отправлялся в одиннадцать вечера с Варшавского вокзала Ленинграда [и этого вокзала больше нет]. Кажется, поезд шел на Берлин, но в нем был прицепной вагон в Кёльн, где мне предстояло сделать пересадку. Да, белая ночь, море света.

Не все отважились прийти меня проводить. Некоторые близкие друзья отговорились под разными предлогами. Провожать уезжающих на ПМЖ считалось рискованным делом. Вот фото тех, кто отважился:


Мама в середине, в красном пальто, а я рядом, справа, в белой рубашке.

Старшего поколения уже нет в живых [почти никого нет в живых, может, три человека остались], а с теми моими ровесниками, что на фото, связь потерялась, я с ними не общаюсь. Значит, попутчики случайные? А общаюсь до сих пор с теми, кто тогда не пришел. Ну, вот так оно устроено.

В общем, поезд тронулся. Проехали пригороды, станцию Александровку, откуда был виден купол Екатерининского дворца Пушкина («сейчас бы остановить поезд, выскочить и побежать к своему оставленному пустому дому»…), стоял в тамбуре и курил без конца. Поздно, в час ночи, что ли, была первая остановка – Псков. Вышел на платформу: «уйти бы сейчас в город, вот так, как есть, без вещей, а поезд уйдет без меня».

Нет. Уехал. Потом приехал. Потом опять уехал. И опять приехал. Туда-сюда. Одна сотрудница на работе мне заметила: «ну, вот это уже называется "вояжёр"».

У нас в семье всегда рассказывали и много раз пересказывали то, что произошло 21 июня 1941 года. Они жили в Житомире, а старшая дочь бабушки незадолго до этого поступила в аспирантуру в Ленинграде, жила там в общежитии Всесоюзного института растениеводства (ВИР), Сапёрный пер., 7.

Сапёрный пер., 7

Вообще Ленинград для них казался чем-то фантастическим и невероятным, попасть туда было мечтой жизни. Маме моей было 15 лет, она мечтала о Ленинграде. Бабушка сказала ей, что если прополет все грядки как следует, то поедет с ней в Ленинград. Она прополола, они поехали, взяв с собой лишь летние платьица.

Мама вспоминала о поездке в поезде:

Вспоминаю, как ехала в поезде. Влюбилась. Сколько было в поезде молодых красивых мужчин, и пытались вокруг меня кружиться. А мне – 15. Потом всё оборвалось и кончилось. Ведь я и плакала ночью, когда вышел где-то в Витебске молодой лейтенант Владимир. Веселый, беспокойный, нервный. Ехал к маме.

Они приехали в Ленинград из Житомира 21 июня 1941 года. Поезд почему-то прибыл на Варшавский вокзал (вместо Витебского), и они отправились в общежитие (старшей дочери) Зои. Вечером же все вместе вышли на прогулку по Невскому проспекту. В те времена Ленинград для них был словно Нью-Йорк, что-то за гранью воображаемого. До войны в городе сохранялись остатки прежней роскоши, еще многое выглядело как в царские времена, было много нарядного и шикарного, люди были из того, прошлого времени.


Невский проспект до войны

На маму сильное впечатление произвели цельные окна в старых домах Петербурга. Почему-то она связывала с ними большие надежды, ей казалось, что её счастье состоится именно за такими окнами. И потом она мне часто показывала на такие окна. Что-то она писала потом в своем дневнике, что из-за войны всё рухнуло, мужчин почти не осталось, и "не сбылись ее мечты о цельных окнах"…

На следующий день, 22 июня, они наметили поездку в Петергоф. Не поехали. Потому что по радио передали, что ожидается важное сообщение. Расстроились. Вся жизнь внезапно изменилась. Им предстояло прожить четыре месяца блокады, переправиться по льду Ладожского озера, ехать в теплушке в Казахстан, жить там три года, и только потом вернуться в свой дом в Житомире. Но потом все равно они переехали в Ленинград, чтобы там жить и учиться.